7 ноября 1918 года — дата в истории российского театра, о которой не каждый вспомнит. А вот мы предлагаем вспомнить. Ведь именно в этот день состоялась премьера спектакля «Мистерия-Буфф», поставленного В. Маяковским и В. Мейерхольдом по первой советской пьесе. Артур Фурманов рассказывает, как это было.
(Коллаж «В. Мейерхольд, В. Маяковский, К. Малевич»! А. Свердлов/Спутник, Третьяковская галерея)
I. Вместо пролога
Со спектакля не осталось никаких вещественных «артефактов» (фотографий, музыки, костюмов, эскизов), дошедших до наших дней, однако, сохранились некоторые описания этого зрелища: во-первых, две рецензии (статья А. Левинсона “«Мистерия-буфф» Маяковского” в газете «Жизнь искусства» и статья Н. Пунина «О «Мистерии-Буфф» Вл. Маяковского» в газете «Искусство коммуны»); во-вторых, воспоминания и интервью, собранные Александром Вильямовичом Февральским в своей книге «Первая советская пьеса «Мистерия-Буфф» В.В. Маяковского».
II. История создания пьесы и спектакля
Весной 1918 года Владимир Маяковский получает государственный заказ на написание пьесы, приуроченной к годовщине Октябрьской революции. Выбор драматурга был неслучаен, так как к тому времени Владимир Владимирович заявил о себе как о талантливом поэте, драматурге, сценаристе, с явной симпатией к новому, советскому правительству. Уехав на дачу в Левашово, он за лето пишет «Мистерию-Буфф», и 27 сентября, на квартире Бриков, в присутствии деятелей искусства, состоялось первое авторское чтение пьесы. «Маяковский читал превосходно, с глубочайшим пониманием ритмики стиха. Пьеса произвела на всех впечатление чрезвычайное. Мы были захвачены и грандиозностью темы и своеобразным новым решением задачи», — вспоминает об этом событии театральный педагог, режиссер и театровед Владимир Соловьев. На том же собрании было решено, что именно Мейерхольду предстоит подготовить пьесу к торжеству, ведь, по замечанию Константина Рудницкого, «на свете был только один режиссер, чей опыт мог бы пригодиться при постановке такого зрелища».
Далее, Анатолий Васильевич Луначарский, чрезвычайно впечатленный пьесой, распоряжается о том, чтобы пьеса была поставлена в Александринском театре. Однако после вступительной речи Мейерхольда и авторской читки пьесы стало ясно, что ничего путного из этой идеи не выйдет, так как пьеса показалась актерам слишком революционной и богохульной. Затем, Мария Федоровна Андреева, ставшая к тому времени председателем художественно-просветительского отдела Петроградской городской думы, специально оттягивала предоставление Мейерхольду и Маяковскому помещения для постановки. Спустя время, комментируя этот инцидент, она вспоминала: «Я считала, что никто этого не поймет, а затем это стоило бы диких денег. Я же была связана с бесконечным количеством всякого народа, и все говорили: что это такое? Какая ерунда!». Но после вмешательства в это дело Луначарского она все же выделяет на временное пользование сцену Театра, находившуюся в здании консерватории. Финансирование практически отсутствовало, и актерскую труппу им пришлось набирать из любительской сферы или из актеров петроградских театров, которые хотели бы немного подзаработать. Свое тогдашнее состояние постановки Маяковский и Осип Брик точно опишут чуть позже в статье «Летучий театр»: «Мытарства «Мистерии» достаточно поучительны. Один театр громко вопиет о недопустимости «тенденциозного зрелища» в «храме чистого искусства». В другом актеры только крестятся при чтении непривычных строк, звучащих для них кощунством. Третий, в который чуть не силком удается протащить пьесу, прилагает, как известно, максимум усердия к ее провалу». Помимо всего прочего, «аппарат театра» всеми силами мешал этой постановке: актеры театра отказались играть в этой постановке и, как вспоминает сам Маяковский, «лишь в самый день спектакля принесли афиши, и то нераскрашенный контур, и тут же заявили, что клеить никому не велено. Я раскрасил афишу от руки. Наша прислуга Тоня шла с афишами и с обойными гвоздочками по Невскому и где влезал гвоздь – приколачивала тотчас же срываемую ветром афишу».
(Экземпляр «Мистерии-Буфф» с автографом Маяковского, Москва, 1918. Из коллекции Е. М. Голубовского)
Так или иначе, но Мейерхольд сдержал обещание, и 7 ноября 1918 года премьера таки состоялась, повторившись позже еще два раза. К слову, помимо «Мистерии-Буфф» в этот праздничный день в Петрограде были показаны и другие спектакли: в Александринском театре – опера Д. Обера «Фенелла», в Михайловском – «Над землей» Т. Майской, в Драматическом театре Народного дома – драма «Борьба» Дж. Голсуорси, в Троицком – пьеса «Король Арлекин» Р. Лотара, в Свободном – одноактная пьеса А. Шницлера «Зеленый попугай» и т.д. Таким образом, становится понятным, что именно «Мистерия-Буфф» была наиболее ярким представлением в этот день из-за своей новизны, оригинальности и актуальности.
III. Спектакль
Как уже было сказано ранее, о спектакле известно крайне мало, однако основные моменты его ясны. Во-первых, за сценографию и костюмы отвечал Казимир Малевич, который к тому времени уже работал с футуристами над постановкой в 1913 году (тогда он был сценографом спектакля А. Крученых и М. Матюшина «Победа над Солнцем»). Стоит также отметить, что к этому времени у Малевича уже сформировалась своя искусствоведческая концепция супрематизма, суть которой заключалась в том, чтобы отказаться от изображения предметов в пользу элементарных форм, где краски играют главенствующую роль. Супрематизм Малевич переносит и на декорации. Сам Малевич в интервью Февральскому заявляет, что «воспринимал сценическую постановку как раму картины, а актеров как контрастные элементы», движения которых «должны были ритмически сочетаться с элементами декораций». Основную же свою задачу он видел в том, чтобы не создавать «ассоциации с действительностью, существующей за пределами рампы, а новую реальность». Сами же декорации в спектакле материализовались из ремарок драматурга. Так, например, в первом действии, определенным Маяковским как «на зареве северного сияния шар земной», Малевич воздвигает объемную полусферу, напоминающую глобус. Ковчег, второе место действия, представлял из себя некое кубическое и абстрактное нагроможденное пространство. Но вершиной супрематизма все же явились декорации последнего места действия, а именно «Земли обетованной», так как представляли из себя большое специфическое полотно и нечто напоминающее большую картину, на которой была изображена техника.
(Эскиз костюмов В. Маяковского к «Мистерии-Буфф»)
С костюмами дело обстоит еще хуже: достоверно известно, что «нечистые» носили общую серую форму и представляли из себя, по замыслу режиссеров, коллективного героя; «чистые» же были немного индивидуализированы в костюме и гриме, дабы быть антиподом «нечистых». Костюм чертей представлял собой облегающее трико, где одна половина была красной, другая черной. Костюм «вещей» был изготовлен из обычной мешковины, что создавало гипертрофированные фигуры на сцене, которые являются типичными для футуристической эстетики.
Также нам известен кульминационный момент спектакля, так называемая «Нагорная проповедь», когда к «нечистым» приходит Человек просто и сообщает о шансе на лучшую жизнь в «Земле обетованной». Роль Человека просто исполняет сам Маяковский, и сохранились два воспоминания этой сцены. Соловьев пишет, что «Маяковский поднимался по лестнице первого бокового софита (левая сторона от зрителей) на достаточно большую высоту. Держась правой рукой за софитную лестницу, он выкидывал свою фигуру вперед, которая казалась из зрительного зала как бы висящей в воздухе. В таком «висящем» положении Маяковский и читал знаменитый монолог». Нечто подобное описывает и актер Н.А. Голубенцев, исполнявший роль Эскимоса-охотника в том спектакле: «Он взбирался, невидимый для публики, по железной пожарной лестнице за левым порталом сцены на высоту четырех-пяти метров, там ему надевали на пояс широкую кожаную лямку, и в нужный момент он как бы вываливался из-за портала, паря над толпой «нечистых», столпившихся на палубе ковчега. Вероятно, это было особенно впечатлительно для смотрящих из зала. В таком положении он чеканно громыхал стихи монолога». Из обоих описаний видно, что появление Маяковского было очень зрелищным и неожиданным приемом, твердо оставшимся в памяти участников и зрителей спектакля.
IV. Вместо эпилога
Зритель принял постановку неоднозначно: с одной стороны, по словам заведующего распространением билетов Лебедева в газете «Искусство коммуны»: «В дни Октябрьской годовщины в Петрограде самый большой спрос на билеты был именно на эту пьесу»; с другой, как вспоминает Соловьев, «спектакль был принят довольно холодно, он, скажу прямо, не дошел до зрителя». Такой же позиции придерживается и Левинсон, когда пишет, что «немало было в этом спектакле интересного, — но лишь для нас, старых завсегдатаев столичных премьер, бражников художественных кабачков, скитальцев по вернисажам […] Но народной душе пристала сегодня лишь очищающая красота трагедии или радостный смех». Кстати, среди таких «завсегдатаев» был и Александр Блок, посетивший премьеруи оставивший в сволей записной такие строчки: «Вечером с Любой на мистерию-буфф Маяковского в музыкальной драме. […] Маяковский многое. Никогда этого не забыть».
Из дальнейших постановок пьесы «Мистерия-Буфф» можно выделить спектакль Мейерхольда и Маяковского в 1921 году, поставленный в Театре РСФСР Первом по второй редакции пьесы; запрещенный спектакль 1967 года Петра Фоменко в театре им. Ленсовета; спектакль «Мистерия-Буфф. Вариант чистых» Н. Рощина, представленный в Центре им. Вс. Мейерхольда в 2008 г. и т.п.
Из вышесказанного, на мой взгляд, можно сказать, что именно постановка «Мистерии-Буфф» 1918 года является отправной точкой в истории новой советской драматургии, опередившей свое время.
Текст: Артур Фурманов